[indent]Произнесённое Маттео и когда-то придуманное Томасом имя вызывает на лице довольную ухмылку, как и последующие слова. Блайт понимает: его помнят, но помнят не просто как наёмника, от появления которого начинают дрожать коленки, а руки складываются в молебном жесте, а как того, кто оставил определённый след в душе. Потому что в его душе такой след остался, иначе как объяснить, что из всех возможных мест, в которые он мог отправиться после Кубы, наёмник вернулся в родной Нью-Йорк, из которого сбежал несколько лет назад? Томас не хочет придавать свои действия анализу, не хочет пытаться понять, что именно в грёбаном Маттео Моретти его настолько привлекло, что он плюнул на все свои принципы и правила, не хочет, потому что знает, что ничего хорошего в результате этого анализа его не ждёт. Он снова оказался на краю той самой пропасти, из которой его кое-как вытащил Саймон, буквально подарив билет в очередную новую жизнь без преследований на Кубе, где песенка Томаса Блайта была бы уже давно спета. Ему понадобилось 4 месяца, чтобы сменить все свои данные, зачистить следы, и ещё 2 – осознать, что всё это он сделал только ради того, чтобы снова увидеться с тем, кого должен был убить ещё полгода назад. Намеревается ли наёмник сделать это сейчас? Нет, иначе давно бы сделал. Чего он ждёт от этой встречи – не знает сам. Все инстинкты орут о том, что ещё не поздно вышвырнуть Моретти из автомобиля и свалить из города до того, как он расскажет всё своему отцу, но какое-то сумасшедшее желание вперемешку с непонятными ему чувствами притупляет эти инстинкты, заставляя оставить задвижки на том же месте, а руки – сжать руль. Томас недовольно поджимает губы, когда Тео перебирается на переднее сидение, но не пытается ему помешать, наоборот, чуть подаётся в сторону, чтобы наследник без проблем мог усесться поудобнее. Ему некомфортно, что он не может видеть взгляд Моретти, а потому, когда тот тянется за сигаретами, беспринципно снимает с него очки, кидая те на заднее сидение. Без объяснений. Без слов. Вдавливает педаль газа в пол, чтобы, наконец, отъехать подальше от здания, где очень скоро охранники могут прийти в себя. Только когда университет уже виднеется позади игрушечным домиком, Блайт решает продолжить разговор.
[indent]- Если бы я решил закончить начатое, ты бы уже был мёртв, - он выдыхает накопившееся за последние минуты напряжение и облизывает губы. – Папочка подослал к тебе не самых расторопных охранников, - бросает взгляд на Маттео, задерживая его на глазах – тех самых, которые своей синевой возвращают в подсознание шум волн вперемешку со звуками проливного дождя, нарушаемыми сигналами встречных автомобилей, возвращаемыми в реальность. – Ты не удивлён нашей встрече, не так ли? – ему хочется услышать «да», потому что так воспринимать собственное помешательство на человеке проще. Потому что так можно не волноваться, что эта пропасть затянула только его одного.
[indent]Действия Томаса были грамотно спланированы лишь отчасти: весь план заканчивался тем, как Тео оказывался в его машине, что произошло около десяти минут назад. Остальная часть плана не была готова даже на черновиках. Куда они едут – Блайт не знает, и если Моретти спросит, ответить не сможет. Зато наёмник прекрасно чувствует, что даже сейчас, когда они только встретились спустя полгода, он всё ещё хочет этого человека. Он мог бы взять любого, кого ему захочется, чтобы удовлетворить свои природные инстинкты, но, чёрт возьми, Томас хочет именно его. Именно Тео, который сидит рядом с ним и заставляет сердце то и дело пропускать удар за ударом, сбивая дыхание. Даже сейчас наёмник нервничает, но он соврёт, если скажет, что боится преследования. Он нервничает, потому что слишком долго ждал этой встречи. Потому что, если бы не оживлённый Нью-Йорк, Томас хоть сейчас вытолкал бы Тео на чью-нибудь лужайку и действительно закончил бы начатое. Но под начатым подразумевается совсем не убийство.
[indent]- Из-за тебя мне пришлось покинуть Кубу, - он нарушает долгую паузу чуть охрипшим от перенапряжения голосом, совсем не свойственным ему, - и вернуться в грёбаный Нью-Йорк, - звучит, как признание, но Блайту уже плевать, потому что оба они понимают, почему снова оказались рядом и почему ни один из них не попытался сбежать.
[indent]Автомобиль пересекает центральные улицы, двигаясь по направлению к спальному, но неблагополучному району – тому самому, который когда-то принял Блайта ещё мальчиком и научил его выживать. Тому самому, который познакомил его с Саймоном и определил дальнейшую судьбу. Даже иронично, что первым делом Томас возвращается именно туда. Расписанные неудачными граффити стены съедают свет от фар, и даже несмотря на то, что на город ещё не опустились сумерки, в переулках света как будто гораздо меньше. Здесь уже не так оживлённо, как на центральных улицах, но всё ещё шарахается народ, в основном одетый в рваньё и грязную, засаленную одежду. Когда-то в такой побирался и сам наёмник. Блайт проезжает ещё несколько кварталов, прежде чем замедлить ход автомобиля, но пока ещё не остановиться совсем, будто ищет место, где их никто не побеспокоит.

[indent]Он знал, что, как бы ему ни хотелось, после очень неаккуратной и непродуманной встречи, прятаться всё равно придётся. Может, не сейчас и не через несколько часов, но вопрос времени – когда поднимут записи с камер видеонаблюдения, считают номера пусть и арендованной тачки и отправятся на поиски Блайта. Он знал и тем не менее всё равно заглушил машину, не планируя заводить её в ближайшее время. Он знал и всё равно не пытался уехать подальше, всего лишь сменив район, но оставаясь в том же чёртовом Нью-Йорке, который чуть не сожрал его ещё в детстве и теперь пытался завершить начатое через странное чувство, пробирающееся к самой глотке, перекрывая кислород. Риск, на который Томас пошёл ради ещё одной встречи с Маттео Моретти, был глуп и неоправдан ничем, но оттого заставлял ещё больше гореть этой встречей и этим телом, по которому свободно скользили руки, цепляя пальцами кожу и чуть сжимая, будто пытались сами себя убедить в реальности происходящего.
[indent]Вопрос, на который Томас и так не знал бы, что ответить, звучит, скорее, риторически и угрожающе, чем действительно требует ответа, потому что сразу после него резкое движение увеличивает расстояние между ними, и наёмник успевает только открыть глаза, прежде чем оно вновь сокращается, а наследник нависает прямо над ним. Томас даёт себе время отдышаться, а Тео – снова изучить его тело, скрытое под одеждой, снова вспомнить, как это было тогда, на Кубе, а самое главное – дать вспомнить себе. И этих нескольких секунд, за которые чужие руки уже достигают шеи, надавливая на неё, будто намеренно забирая драгоценный кислород, хватает, чтобы понять, чего Томас хочет. Кого он хочет и кого хотел с того самого дня, когда на Кубе всё пошло по пизде с первым непозволительным вторжением в его личное пространство. Но наёмник видит, что от него ждут ответа. Он видит это по глазам, которые требовательно смотрят на него в ожидании всего лишь одной фразы «Я приехал за тобой», которая так и не успевает сорваться с губ, накрытых очередным нетерпеливым поцелуем, что заставляет и самого Томаса перестать тратить время на разговоры, время для которых давно прошло. Время, которого и так непозволительно мало и которое является уже не просто ценным ресурсом, а невосполнимым. И часть этого ресурса они оба уже потратили, так и не получив желаемое целиком.
[indent]Блайт грубо сдёргивает с Моретти кожанку, чтобы та не мешала получить доступ к телу, скрываемому теперь всего лишь тонкой тканью рубашки, по которой наёмник ведёт пальцами сверху вниз, снова возвращаясь к ремню. Неудобное положение компенсируется возбуждением не только своим, но и партнёра, что чувствуется уже даже через натянутые узкие джинсы – последний барьер перед желаемой близостью, которую оба они ждали полгода. 6 грёбаных месяцев, которые при желании можно было сократить на несколько недель, а то и на десяток, если бы не осторожность, которая в итоге всё равно похерилась, как только машина припарковалась у университета, как только были вырублены оба телохранителя и как только Томас под угрозой, которую всё равно никогда бы не исполнил, посадил Тео в автомобиль. 6 грёбаных месяцев мыслей о человеке, который должен был стать всего лишь одной из задач, из целей, которых наёмник устранил уже больше сотни. Но в итоге этот человек стал его самой большой проблемой и самой большой ошибкой, за которой следовали все остальные. Ошибкой, о которой он не жалел.
[indent]- Я приехал за тобой, - на выдохе, оторвавшись от губ наследника, всё-таки произнёс Томас почти шёпотом, в тот момент, когда его руки уже дёрнули пряжку ремня, позволив скользнуть руками под ткань и жадно сжать пальцами бёдра Тео. Свобода, иллюзию которой подарил ему наследник на Кубе, теперь ощущалась как никогда до этого. Думать о том, что через несколько часов у Томаса снова её отберут, не хотелось. Он и не думал. Сейчас его мысли были заняты только тем, как в таком неудобном положении стянуть с чужих ягодиц эти чёртовы джинсы, а потом расправиться со своими. Но вместо решения проблемы наёмник лишь переводит одну руку вперёд, запястьем слегка отодвигая ткань одежды и белья, чтобы кольцом из пальцев обхватить уже возбуждённый член, почувствовать под ладонью чужую плоть и нетерпеливо прикусить нижнюю губу Моретти, словно намекая, чтоб тот ему помог. Но он не просит словами. Томас лишь взглядом демонстрирует свои намерения, плотнее сжимая в ладони член и обводя большим пальцем головку. Желание всегда накрывает не вовремя, не смотрит на неудобство положения и комфорт. Но чем неудобнее ситуация, тем оно горячее.

[indent]Ругательства на итальянском лишь распаляют Томаса, требуя взять инициативу в свои руки и не только продолжить начатое, а делать это резкими, глубокими рывками, чтобы как можно чаще слышать ненаигранные стоны Маттео. Но крепко сжимающиеся на плечах чужие пальцы безмолвно просят подождать, дать вдоволь надышаться нагретым воздухом и позволить двигаться самостоятельно. И Блайт позволяет. Как бы ему ни хотелось сейчас, стиснув бёдра Моретти, управлять его движениями, он, тем не менее, даёт тому возможность привыкнуть к боли. Сам же, поддавшись приятным, ласкающим член ощущениям, на мгновение закрывает глаза, не выпадая из реальности, а заставляя все рецепторы напрячься, чтобы как можно сильнее ощутить и запомнить то, что сейчас происходит. Он ждал этого. И только сейчас наёмник понимает, что не просто ждал, а скучал. Желал встречи с тем, кто пустил всю его жизнь под откос, стоило ему ступить с трапа самолёта. Перевёрнутая за одни сутки жизнь уже никогда не станет прежней, и Томаса это вполне устраивает. Устраивало и тогда, когда пришлось сменить несколько паспортов, чтобы избежать погони за собственной головой и вернуться в Нью-Йорк. Впрочем, наёмник мог выбрать любой город, но уже тогда понимал, что все маршруты сходились в один – тот, где был наследник.
[indent]Чувствуя на своём подбородке чужие, слегка влажные пальцы, Блайт возвращает фокус внимания на Моретти, когда его горячие губы настойчиво прижимаются к его собственным в долгом и страстном поцелуе. Томас позволяет одной руке перебраться с бедра партнёра на его затылок, чтобы в очередном порыве скользнуть в рот языком, забирая остатки живительного воздуха вместе с неровным дыханием и такими же неровными оглушительными стонами. Оглушительными для наёмника – не для других. Вполне может быть, что их кто-то услышит, но Блайту плевать и на это, и на последствия их неосторожной, непродуманной встречи. Главное – то, что происходит здесь и сейчас, потому что здесь и сейчас хорошо, приятно и горячо. Чёрт возьми, горячо настолько, что Томас едва сдерживается, чтобы не внять словам Маттео и не кончить в него в эту же секунду.
[indent]- Терпение, - шепчет он, глядя прямо в глаза наследника, как тот того и добивался. И прямо так, не отводя взгляд, наёмник спустит руку с затылка партнёра на его член, чтобы, обхватив тот в плотное кольцо из пальцев, провести по всей длине в так движениям на собственном члене. И вести так до тех пор, пока партнёр не захочет кончить сам. Лишь тогда Томас позволит себе расслабиться и достичь оргазма, желая сделать вид, что так и задумано, но закрытые в этот момент глаза выдадут с потрохами его нетерпеливость, судорогой сводящую тело, которое замирает на какие-то доли секунды, исполняя отданный наследником приказ.
[indent]Хочу, чтобы ты кончил в меня.
[indent]Последний стон их не первой и, наверняка, не последней игры – ознаменование то ли победы, то ли поражения их обоих – протяжностью и громкостью перебивает все, что были до этого. Сейчас Томас не собирается никого из себя строить, он хочет наслаждаться моментом сближения с Тео как можно дольше и как можно искреннее, потому что именно этого ему не хватало. Искренность, которой не было у Блайта, наверное, никогда, сейчас кажется огромной ценностью, и терять её не хочется ровно так же, как всё ещё вобравшее в себя его член тело наследника, сжимающееся пальцами собственной руки. Несмотря на это, Томас с привычной ему наглостью взглянет в глаза напротив и, слегка приподнявшись, оставит на шее Тео несколько лёгких поцелуев, словно пометив территорию. Путаница из собственных мыслей и ощущений рассеется, как только губы коснутся чужого подбородка и, проскользнув чуть выше, захватят нижнюю губу. Сбитое дыхание постепенно восстановится, но не так быстро, пока ещё напоминая им обоим о том, что только что произошло.