[indent]Из-за популярности наёмника, как героя какого-нибудь нашумевшего боевика, многие стали считать, что это престижно и легко. Да, может, и престижно, учитывая, какие бабки  крутятся вокруг этой, скажем так, профессии. Но на деле всё не так просто, как демонстрируют режиссёры фильмов. Быть наёмником - это в первую очередь быть хорошим психологом, потому что без этих знаний ничего не выйдёт. Как хорошо бы ты ни стрелял, как ни владел бы холодным оружием, подобраться к цели так близко, как нужно для совершения бесшумного и незаметного убийства, не зная тонкостей психологии, невозможно. Если бы не это, Томас давно сам бы уже лежал в земле, причём после одного из первых заказов. Некоторые по упомянутым причинам там и лежат, а Блайт - тот, кто учится на чужих ошибках, а не на своих. У него нет права оступиться. Наёмник отлично помнит свой первый заказ, хоть это и было 5 лет назад. Кто-то скажет, что 22 года - это слишком мало, чтобы стать профессиональным убийцей, но Томас им и не был. Первый блин комом - это про него, и если бы он действовал в одиночку, ничего бы не вышло. У него был хороший учитель: Саймон взял его под своё крыло, ещё когда Томасу было 17, научил тому, что знал и умел, и во многом то, какой Блайт сейчас, - заслуга именно этого человека, ведь до сих пор, если наёмнику нужна какая-то помощь, он знает, что может обратиться к своему наставнику, хотя сам Саймон давно отошёл от дел. Наверное, разглядев в Томасе что-то особенное, он решил, что из того получится неплохой продолжатель его традиций, ведь детей у мужчины не было, а Блайт успел стать ему кем-то вроде сына, хотя сам парень не считал Саймона заменой отца. Скорее, просто старшим товарищем, учителем, но никак не отцом.
[indent]Глядя на дорогу, Томас чувствует на себе пристальный взгляд пассажира, но не спешит поворачиваться. Он должен выглядеть расслабленно, так, словно его действительно наняли охранять мальчишку, а не убить. Для Блайта не проблема демонстрировать те эмоции, которые ему нужны в определённой обстановке, поэтому ритм его сердца не ускоряется, даже когда чужая рука бесцеремонно нарушает его личное пространство. Он только опускает на неё взгляд: не прогадал, когда надел кобуру поверх рубашки. Впрочем, ему не впервой изображать из себя телохранителя - он с этого и начинал. Правда, тогда ему действительно нужно было охранять персону, а не пытаться её убить, но всё в этой жизни меняется, правда?
[indent]- io sono Marcus, Signore, - он отвечает спокойно, поднимая взгляд на юношу и задерживая на ямочке на щеке, которая привлекла его внимание ещё на фото, будто пытается понять, тот ли перед ним человек, хотя, очевидно, тот. Томас не знает итальянский в совершенстве, он вообще его не знает, но чтобы встреча выглядела максимально убедительно, пришлось слегка подтянуть знания языка. Он готовился к этому заказу 2 месяца - достаточно, чтобы выучить на разговорном уровне хотя бы самые простые фразы, в которые входили те, что произносились сейчас. Не отводит взгляд, пока ему проницательно смотрят в глаза, будто пытаются прочитать мысли или в чём-то подозревают. Но Томас всё ещё вполне расслаблен, и уголки губ даже слегка тянутся вверх, чтобы расслабить и своего собеседника. Доброжелательность - оружие против подозрения, но что-то подсказывает, что на Моретти простые приёмы не сработают так же легко. Впрочем, тот отводит взгляд раньше, и это даёт Блайту преимущество. - Почти местный, - он продолжает разговор как ни в чём ни бывало, - живу тут 4 года. Успел привыкнуть к местному климату и удивлён, что вы выбрали именно это время года для отдыха: с мая по октябрь здесь часто дожди, но завтра, кажется, обещали ясную погоду, - он слишком разговорчив, но нетороплив в своей речи - ещё один психологический трюк. - У меня здесь есть жильё, но ваш отец настоял, чтобы на время вашего пребывания на Кубе я поселился в соседнем номере.
[indent]Конечно, всё это ложь - никто его об этом не просил, но оба номера уже были готовы для заселения, а в свой Томас даже притащил уже некоторые вещи. И не только в свой - миниатюрные камеры в номере Моретти были установлены ещё с вечера. Блайт не извращенец, но всегда лучше быть в курсе любых изменений в расписании своей цели. Он не боится, что тот обнаружит камеры: это всегда можно списать на излишнюю заботу о безопасности. Том знает, так делают, особенно когда прилетает такая важная шишка, как сын дона.
[indent]Автомобиль размеренно пересекает улицы, и совсем скоро перед ним вырастает Мелиа Пенинсула. Кто бы мог подумать, что мафию заинтересует экологически чистое жильё. Впрочем, у богатых свои причуды. К тому времени, как машина останавливается, дождь становится значительно реже, но Томас всё равно выходит первым и, раскрыв зонт, встречает Моретти с другой стороны. Он провожает его до дверей отеля, попутно отдавая портеру указания забрать вещи из багажника и перенести их в номер мальчишки, свободно изъяснившись с ним по-итальянски. Акцент, наверное, хромает, но в конце концов и Блайт всё-таки американец. Зон оставляет там же, у входа.
[indent]- Есть какие-то пожелания? - Томас останавливается и вполоборота встаёт к Моретти, поправляя слегка отвёрнутую часть пиджака, из-за которой навязчиво проглядывает кобура. - Может, планируете отдохнуть с дороги?

[indent]Блайт уже прекрасно понимал, что предпринял слишком много неверных шагов и, скорее всего, его раскрытие было вопросом времени. Моретти, может, и достаточно молод, но явно не глуп. Сам Томас на его месте уже давно бы обратил внимание на те звоночки, которые начали звенеть с самого начала их встречи. Одно «не думал, что ты ценитель» чего стоило! Как можно было ляпнуть такое сыну оружейного барона? Но деваться было некуда, он уже это сказал, и оставалось только надеяться, что Тео воспринял это как обычное дежурное восхищение. Оставалась другая проблема: одежда. Если чёрные джинсы ещё мало-мальски могли сойти, то взятые с собой футболки слабо походили на одежду телохранителя. С другой стороны, это можно было объяснить тем, что Том специально взял с собой что-то попроще, чтобы не сильно бросалось в глаза, когда они будут бродить по набережной. Да, наверное, именно так и надо будет сказать, если его спросят, что за внешний вид.
[indent]Блайт натянул на себя светло-серую футболку, которая в принципе неплохо гармонировала с тёмными джинсами, но в этой одежде он не был похож ни на телохранителя, ни на наёмника (хотя последнее было даже кстати). Всё ещё оставался вариант с тем, чтобы накинуть ту же белую рубашку, но вряд ли это было отличной идеей. Чёрт, ему ещё не приходилось паниковать из-за того, что нечего надеть. В конце концов он повесил рубашку на спинку стула вместе с остальной частью костюма, проверил, на предохранителе ли пистолет, а потом сунул тот под ремень, прикрыв футболкой. Томас бы мог обойтись без пистолета, но он всё ещё должен был оставаться телохранителем, да? А такие носят пушки даже просто для того, чтобы сохранить надменно-угрожающий вид. Этого, кстати, Блайту было не занимать, мордой лица он вполне мог продемонстрировать своё высокомерие. Тут главное – не переборщить и не выглядеть выше, чем Моретти.
[indent]Пока Томас метался по комнате и обдумывал, что ему делать, даже не услышал, как вода в душе затихла. От паники его отвлёк только голос мальчишки, на который он обернулся. Блайт ещё раз бросает взгляд на открытую спортивную сумку, прежде чем застегнуть молнию и засунуть ту под кровать – подальше от лишней пары глаз, и только после этого выходить из комнаты. Глазами он ищет Моретти, но в самой комнате не находит. Странно, ему казалось, что он слышал его голос. Но стоит вновь прислушаться, как со стороны балкона раздаётся негромкий, но слышимый напев. Объект устранения ведёт себя совсем не так, как это было с другими. Те если на параноили, то всё равно были осторожны с Томасом, хотя там, в отличие от нынешней ситуации, он себя никак не выдавал. У парня на балконе было намного больше причин сейчас обдумывать все неаккуратные шаги его телохранителя, но он, похоже, совсем об этом не переживает. А может, Моретти так пытается усыпить бдительность самого наёмника? С таким сам параноиком станешь, честное слово.
[indent]И всё же пока Томас решает немного выдохнуть и отпустить ситуацию, иначе его внешний вид будет выдавать напряжение, а это лишний повод для того, чтобы в нём усомниться. Просто наблюдать за ситуацией и при необходимости менять стратегию – вполне достаточно, чтобы в конечном итоге прийти к нужному результату. Он продвигается к балкону и встаёт рядом с Моретти, положив локти на перила.
[indent]- Чем думаете…думаешь заняться? – взгляд на собеседника не переводит, но прислушивается так, будто способен услышать биение его сердца. – Недалеко отсюда есть часть пляжа, на которую не любят ходить местные – слишком каменистое дно, - отличное место, чтобы продолжить налаживать отношения, - но вид открывается шикарный. Правда, и от дождя там негде укрыться, но если ты не из тех, кто боится простыть, могу показать это место.
[indent]У него не получается совсем расслабиться, а потому Томас вдруг становится слишком болтливым, даже не замечая этого за собой. Обычно он сдержан и немногословен, делает то, что ему скажут, не выдвигая никаких инициатив. Но сейчас эта сдержанность, очевидно, даёт сбой, и если Блайт позволит себе делать так и дальше, весь его план, да и запасные будут провалены. В очередной раз он мысленно ругает заказчика за то, что ему нельзя просто взять и перерезать горло стоящему рядом, но приходится приспосабливаться.
[indent]- Почему отец не поехал с тобой? – он спрашивает осторожно, но как будто делает ещё хуже, сам того не осознавая.

[indent]Конечно, Томасу сложно понять, о чём говорит юный мафиози, потому что у него самого никогда не было проблем и близко похожий на те, которые ему обрисовали. Потребность ходить в церковь и заниматься в хоре в сравнение не шли с тем давлением, которое испытывал Тео. Но что всё-так заставляло его постоянно чувствовать напряжение, если дома он должен был быть как в своей тарелке? Охраны там больше, есть, с кем поболтать.
[indent]- Так, значит, эта участь тебе не очень нравится? – осторожно спросил Том, надеясь прощупать кое-какие точки опоры для выстраивания дальнейшего диалога, хотя пока сам не понимал, к чему он пытается его привести. Может, отвечая на этот вопрос, собеседник лишний раз оступится и расскажет о последних делах, которые потрепали ему особенно много нервов, или выскажет пожелания о том, как бы на месте отца он сам построил такую жизнь. – Ты не первый раз сравниваешь меня с этим Рамоном, неужели он настолько плох? – сейчас был момент, на котором Томас мог неосторожно провалиться, если бы сказал, что успел познакомиться с предыдущим телохранителем, но мозги всё-таки вовремя встали на место, и такой ошибки он допускать не стал. Вряд ли информация о том, что они с Рамоном знакомы (ну как, знакомы, виделись один раз, и тот был для телохранителя последним) сыграла бы наёмнику на руку. – Кажется, понимаю, о чём ты, - задумчиво проговаривает Блайт. Сам он когда в последний раз вот так отдыхал? Да, иногда у него случались моменты просветления, и он мог позволить себе пройтись по берегу, сцепиться с кем-нибудь из туристов, провести ночь, о которой ни один из них не будет жалеть, а потом по новой перерезать глотки тем, чьи фотографии покоятся в таких конвертах, в одном из которых была и фотография Тео.
[indent]Томас всё ещё внимательно слушает и старается не встревать со своими вопросами, пока Моретти сам не сделает паузу. Но это делается не столько из вежливости, сколько из необходимости получить максимум информации, даже если это просто размышления о жизни.
[indent]- И часто у вас бывают другие люди, перед которыми ты должен играть роль покладистого сына? – его вопрос звучит по обыкновению спокойно, хотя на самом деле является одним из самых важных. По тому, как часто люди приходят в дом Моретти за услугой, можно сложить мнение о том, насколько сильно его влияние в городе. В общем, полезная информация, получение которой нельзя упустить.
[indent]Не в его правилах было показывать свои слабые места. И тем более не в его правилах было – пить с тем, кого он должен был убить. За эти пары часов Томас нарушил уже кучу собственных запретов, превратившись из наёмника в обычного парня, который вместе со своим другом приехал отдохнуть на Кубу. Да, у Блайта давно не было такого расслабона. Да, ему нравилось в компании Моретти, но он начинал забываться, а это грозило раскрытием личности и невыполнением заказа. Тогда почему, понимая, в какую пропасть Том шагает, он всё ещё продолжает уверенно увлекать за собой мафиози в своё личное укромное место? Ведь идут они туда явно не с целью того, чтобы потом холодный труп Тео остался лежать на земле. Какого чёрта вытворяет Блайт, если знает, что ему нужно оставлять разум холодным, расчётливым и, самое главное, трезвым? Почему не задумывается о приближении провала даже тогда, когда уже выходит за пределы номера и спускается со своим спутником на первый этаж?
[indent]Про павильон со сладким Томас, конечно, знает, он в этом отеле не постоянный, но всё же частый гость. Приходится каждый раз подгадывать под новый персонал, чтобы те его не узнали и вдруг не спросили: «Вам как обычно?» Поэтому ему приходится изобразить искреннее удивление.
[indent]- Никогда там не был, даже теперь интересно попробовать, - он улыбается, вполне искренне, хотя сам вряд ли верит в искренность улыбки. Он уже давно перестал испытывать искреннюю радость, и теперь правда больше похож на робота, чем на обычного человека. Его эмоции выверены до мелочей, вступают тогда, когда ему это необходимо, но сейчас программа начинает давай сбой, напоминая Томасу, как приятно быть человеком. Или неприятно? Пока он сам не до конца понимает, что баррикада рушится, давая собеседнику возможность узнать чуть больше если и не о жизни Блайта, то о его психологической личности.
[indent]Он следует за спутником к павильону, где они закупаются несколькими плитками шоколада, расходы за который, естественно, перекладываются на Моретти, чтобы не строить из себя джентльмена без надобности, и только потом они выходят на улицу. Сырой свежий воздух врывается в лёгкие, приятно там оседая, и Томас делает глубокий вдох, будто не получал доступ к кислороду уже очень долго. Впереди всё ещё играют музыканты, но он, не дотягивая до них, сворачивает влево, огибая отель с лицевой стороны. Они идут параллельно основному берегу, но чуть уходят в сторону. В какой-то момент море скрывается за деревьями, и когда сквозь их густые кроны едва пробивается небо, Блайт сворачивает вправо, уже в сторону берега, спускается по небольшой насыпи вниз, на всякий случай оборачиваясь, чтобы Тео с непривычки тут не скатился кубарем, и только убедившись в безопасности манёвра, идёт дальше. Музыка остаётся где-то вдалеке, едва долетает до слуха, прерываемая шумом волн, приносимых заметным ветром, но когда Томас и его спутник преодолевают ещё несколько метров и скрываются за кустарником, который остаётся позади них и закрывает местность с обеих сторон, ветер немного стихает – на деле всего лишь не пропускаемый растительностью.
[indent]- Вот то место, о котором я говорил, - Блайт доходит до лежащего поперёк бревна и ставит в песок рядом с ним оба бокала и бутылку рома, рядом положив пакетик с плитками шоколада. Позволяет себе сесть на бревно первым и тут же устремляет взгляд на открывшееся перед ним море. Расстояния до него достаточно, чтобы волны не доставали до ног, но и не так далеко, чтобы можно было почувствовать запах летнего бриза. Томас поднимает голову на своего спутника, взглядом приглашая присесть рядом, чтобы оценить картину с нужного ракурса. Дождь всё ещё продолжается, но позволяет едва ощущать его на своей одежде, будто давая им время насладиться видами.

[indent]Он видит в глазах напротив не высокомерие и даже не ложное сочувствие, а словно что-то, похожее на то, что чувствует он сам. Не зря говорят, что глаза – отражение души, и даже такой антиромантик, как Томас, не сомневается в этом поверии. Зачастую в глазах своих собеседников он не видит ничего знакомого, наоборот, с каждым разом подмечает, как свысока на него смотрят, даже не подозревая, что в конечном итоге именно Блайт взмахнёт косой, чтобы отсечь голову тем, кого заботит только собственное эго. Собственно, это одна из причин, по которой большинство даже не задумывается о том, какой рядом с ними человек, кто он и что из себя представляет. Люди слишком заняты собой и тем, как они выглядят в глазах окружающих, а потому мало внимания обращают на какие-то несостыковки, если таковые и имеются. Но что-то подсказывает наёмнику, что Маттео не из таких хотя бы потому, что не болтает попусту, не отправился моментально в какой-нибудь гадюшник распивать спиртные напитки в окружении таких же золотых детей, не обращается к нему свысока, не пытается каждый раз напоминать о разнице в социальном статусе. За всю свою жизнь Томас видел таких людей лишь единицы, и те заканчивались в глубоком детстве. Даже Саймон, несмотря на то, что взял парня на обучение, всё равно смотрел на него так, как учитель смотрит на своего ученика, даже когда ученик уже становится взрослым. Конечно, это было не то же самое, но тем не менее простыми их отношения тоже не назовёшь. Саймон был в ответе за Томаса, а Блайт был ему обязан. И тот вряд ли был бы рад увидеть, что наёмник послал все правила в жопу, чтобы разок почувствовать себя чуть свободнее.
Несмотря на свои размышления, Томас не может не заметить изменения в выражении лица собеседника: он не хмурится, но всё же мелькает что-то, что вызывает в Блайте лёгкое напряжение. Однако даже это наблюдение не заставляет парня собраться, чтобы вернуться к своей работе и вспомнить про правила, написанные кровью. Правила, которые ему никогда нельзя нарушать, потому что от них зависит его жизнь. Чтобы скрыть заинтересованность изменениями, Томас переводит взгляд на море, мягко касающееся берега своими волнами, а потом задумывается о том, действительно ли он недоволен своей работой.
[indent]- Наверное, мне бы хотелось немного свободы, - наконец, юноша приходит к тому выводу, к которому приходил каждый раз, посещая это место. Он не видит в этих словах ничего, что могло бы хоть косвенно его скомпрометировать, а потому абсолютно не беспокоится о том, какое значение этим словами придаст Моретти. – Есть обстоятельства, из-за которых я не смогу ничего изменить. – Не вдаётся в подробности, не начинает врать о больной матери или ещё каком-нибудь родственнике, которому срочно нужны деньги на лечение, а он, как лучший сын, брат, сват, пытается достать их любой ценой. Конечно, Томас может начать травить эту байку, как делает это всегда, если разговор заходит о том, нравится ли ему быть телохранителем, или водителем, или кем-то ещё, под кого приходится косить, чтобы быть ближе к своим целям, но сейчас ему почему-то вовсе не хочется. – Я не наследник оружейной империи, конечно, - он усмехается, кажется, перенимая на себя толику грусти, промелькнувшую в собеседнике, - но не зря говорят, что горбатого только могила исправит. – Эта фраза лучше всего подходит к деятельности, которой занимается Блайт, потому что нельзя просто взять и перестать быть наёмником. Единственный выход из этого порочного круга – смерть. И мысль об этом угнетает. – Почему ты считаешь свою смерть бесполезной? – неосторожно спрашивает Томас, ему слишком интересно, блефует собеседник или нет. – Ты не похож на того, кто считает себя никчёмным, - задумчиво следит за действиями спутника, за тем, как он разламывает шоколад, вслушивается в каждое его слово, тем более что речь наконец-то начинает заходить о том, о чём нужно, но в какой-то момент Маттео замолкает, и пауза затягивается так сильно, что Блайт еле сдерживает неудовлетворённый вздох, понимая, что тема сворачивается. Как вовремя рядом с ним оказывается плитка шоколадки, один кусочек которой Томас отправляет в рот, чтобы хоть немного подсластить разочарование от незадавшейся беседы. Он не может сказать, что ему неинтересно узнать о том, что у Моретти в голове, но сегодня его задача состоит в ином, а он пока ничуть не приблизился к выполнению задания. – Классно, наверное, когда можешь просто ткнуть пальцем в карту и отправиться в любое место, чтобы просто подумать, - он снова усмехается, но уже как-то по-весёлому, не подкалывая и не завидуя, а просто рассуждая. – Но ты бы хотел, чтобы у тебя был выбор? – Томас прекрасно понимает, о чём говорит Тео. Ему тоже никто не дал выбора ни тогда, когда у него были родители, ни тем более после их смерти. Поначалу ему просто приходилось делать то, что от него требовали отец и мать, после – нужно было выживать, и единственный выбор, который каждый день вставал перед Блайтом, это был выбор поступить по совести или нет. Но, как правило, всегда выпадал второй вариант. Поступать по совести проще всего, когда твои карманы набиты деньгами и тебе не приходится думать, что ты будешь сегодня есть, чтобы не загнуться с голодухи. Все, кто говорят, что нужно зарабатывать честным трудом, просто никогда не были на самом дне этой дерьмовой жизни.
[indent]Томас подчиняется и переводит взгляд на собеседника, снова рассматривая его лицо. Не торопится отвечать на вопрос, обдумывая, что под тем имеется в виду. Конечно, Блайту абсолютно плевать на то, кто перед ним, он одинаково готов убить каждого, кого ему заказали. Даже будь Тео не 20 с лишним лет, а, скажем, 15, Томас без сожаления смог бы завершить вверенное ему дело. Но только может ли сейчас он наверняка сказать, что убил бы Моретти действительно без сожаления? Когда и с кем он в последний раз так сидел и разговаривал о том, о чём мог только прийти сюда и подумать? Неужели тоска способна на то, чтобы отколоть в душе наёмника кусочек айсберга и дать ему почувствовать себя человеком, а не роботом?
[indent]- Так значит, тебе просто надоедает доказывать кому-то обратное, и ты решил, что проще всего создавать видимость соответствия чужим ожиданиям? – Томас не знает, верный ли вывод сделал насчёт Моретти, но по крайней мере такой вывод можно было сделать по отношению к самому наёмнику. Обдумывая сказанное, Томас вновь тянется к бутылке и делает ещё несколько больших глотков, прежде чем отставить её обратно. Он понимает, что все последние вопросы – это провокация. Попытка вывести его на чистую воду или просто подкупить – неважно, поддаваться на провокацию не хочется. Не хочется, то Блайт не замечает, как всё равно поддаётся. Он поддался на неё ещё в отеле, когда снял с себя строгий костюм, сейчас, когда решил распить бутылочку рома вместе со своей целью и кто знает, какие провокации его ожидают ещё.
[indent]- Не думаешь, что если бы я хотел быть скучным охранником, я бы не стал вместе с тобой напиваться и трескать шоколад на берегу океана, беседуя по душам? – да, он нарушил уже не только правила для наёмника, но и правила для телохранителей. Блайт прекрасно понимал, что делает, но делать это не прекращает. Интерес или безрассудство? – Возможно, иногда я хочу получить от работы чуть больше, чем просто смотреть на тем, как хмурый подросток напивается в одиночестве или срывается в ближайший блядушник. – Томас растягивается в улыбке, больше напоминающей ухмылку. Они оба ведут одну и ту же игру, не зная правил и при этом пытаясь друг друга обыграть, но в конечном итоге кто из них должен будет остаться победителем? – И раз уж я всё равно нарушил главное правило телохранителя – быть трезвым, - демонстрирует, что прекрасно знает, на что шёл, - и твой отец всё равно меня уволит, - можно подумать, будь это правдой, его бы это остановило, - ничего не мешает мне продолжать напиваться тут с тобой до состояния, когда захочется голышом сигануть в холодный океан.

[indent]Он не знает, чем всё это закончится, но, определённо, какой-то катастрофой, потому что лучший момент для того, чтобы устранить цель пропущен в угоду каким-то непонятным и неконтролируемым желаниям. Будь это просто сексуальное влечение, Томас был бы не беспокоился, ведь то можно было контролировать, пусть и не всегда получалось без труда. Сейчас им движет нечто совсем другое. Блайт никогда не верил в любовь и тем более – в любовь с первой встречи, но что-то в Моретти притягивает его и не даёт вернуться к привычному хладнокровию, а ведь разум наёмника должен оставаться трезв, независимо от того, повысился градус алкоголя в крови или нет. Азарт это или обычное человеческое любопытство – думать об этом как-то не хочется, не к месту. Томас обязательно подумает об этом позже, когда они вернутся в отель и он сможет подвести их знакомство к логичному завершению. Выстрел в помещении будет слышно, но Блайт за это не переживает – не впервой. Он знает, как поступают те, на кого он работает. Знает, чего стоит чужое молчание. Ему достаточно просто отправить смс с текстом: «Заказ исполнен». А всё, что будет происходит дальше, уже не его головная боль. И сейчас всё ещё можно сделать шаг назад, вернуться к первоначальной тактике и ограничиться разговорами с Маттео, но точка невозврата пройдена, как только Томас позволяет тому схватить себя за запястье и остановить, встретиться с ним взглядом и подойти настолько близко, что кожу вновь будет обжигать чужое дыхание. Вполне возможно, его давно раскусили, и Моретти сам начал играть с ним в игру уже по своим правилам. Ничего не мешает где-то припрятать нож или любое другое оружие, чтобы в таком близком контакте нанести удар. Но даже сейчас паранойя Блайта пусть и бьётся в агонии, отдаваясь стуком в висках, а всё же не заставляет его увеличить расстоянием между ним и спутником.
[indent]Он взгляд не отводит, даже когда чувствует прикосновение прохладных пальцев в области груди. Позволяет им скользить вниз по своему телу, сдерживая напряжённый выдох и подавляя едва уловимое возбуждение. Томас понимает, что то, что теперь он ощущает из-за почти невесомых прикосновений, может стать значительной помехой в дальнейших действиях. Это нужно прекратить прямо сейчас, но вместо этого его взгляд скользит от глаз вниз, по губам и подбородку, спускается на шею, на которой, по первоначальному плану, должен был остаться яркий бордовый смертельный порез, и машинально облизывает пересохшие губы, прежде чем вернуться к чужим глазам. Он молчит, а вместе с тем слушает голос Маттео. Тихий, гипнотизирующий, он заводит ещё больше, когда переходит на шёпот, сбивая дыхание наёмника и выдавая в нём небольшое напряжение. Позволяет себе почувствовать прикосновение чужой щеки, ощущает, как рука Моретти скользит по штанам, цепляясь за разряженное оружие, но беззастенчиво улыбается в ответ на улыбку своего спутника, даже не подозревая, насколько сильно она утягивает его в бездну, из которой ему уже будет не выбраться.
Оказавшись в воде, Блайт еле заметно выдыхает скопившееся в лёгких напряжение, прежде чем снова обернуться на Тео, а потом скользнуть взглядом по берегу, на котором виднеется рубашка парня. Но не рассчитывает до неё расстояние, а просто ставит для себя ориентир, который позволит при необходимости добраться до оружия. Не успевает сделать полноценный вдох, как чужие руки утягивают его с головой в воду, которая ныряет в открытый рот, прежде чем Томас сообразит задержать дыхание. Это дезориентирует его, но вместе с тем отрезвляет почти моментально. Уперевшись руками в дно, он делает толчок ногами и вытягивает себя и Тео из воды, давая себе возможность откашляться от успевшей попасть в рот воды и, наконец, сделать несколько коротких вдохов.
[indent]- Любишь действовать без предупреждения, да? – всё ещё позволяя Моретти держать руки на своей шее, чуть охрипшим от кашля голосом Томас не упрекает, а просто констатирует факт. Мокрые волосы лезут в глаза, и ему приходится убрать те пальцами. – Мне кажется, на сегодня хватит, - он резко обрывает их развлечение, сбрасывая с себя чужие руки. Сложно отрицать, что фокус Тео вернул наёмнику здравый рассудок, который заставляет двигаться к берегу и, оборачиваясь, взглядом словно приглашать спутника за собой. Томас добирается до берега первым, сразу поднимая с земли пистолет, завёрнутый в рубашку Моретти, уже насквозь промокшую от проливного дождя. Запах сырости, вперемешку с запахом ментола ударяет в нос, стоит поднести ткань ближе к лицу. Блайт подаёт рубашку Тео, а сам добирается до второй части оружия. Мокрые джинсы липнут к ногам, делая их тяжелее, а потому идти становится проблематичнее, дождь мешает ориентироваться, но Томас всё равно находит брошенный на камни магазин, чтобы вернуть его в пистолет, проверить предохранитель и сунуть тот обратно в карман. Хватает с земли свою футболку, но не надевает – та всё равно уже промокла, как и он сам. В ту же руку подхватывает стаканчики, в другую – недопитую бутылку и только теперь оборачивается на Моретти.
[indent]- Пойдём, не хватало ещё, чтобы в первый же день ты слёг с воспалением лёгких, - не  забота – обычное предупреждение. Хватит с него всех этих таинственных разговоров, которые туманят разум. Он должен выполнить свою работу. Он должен убить Маттео Моретти сегодня.

[indent]Он не ожидал, что его будут умолять о том, чтобы оставить в живых, хотя это было частым явлением, если Томас давал цели возможность осознать, что произойдёт в следующие несколько секунд. Но таких возможностей было мало, ведь его задача состояла в «уборке», а не сближении. Не нужно было ни с кем пытаться войти в тесный контакт, гулять по пляжу под проливным дождём, напиваться, купаться в едва ли холодном океане. Ни с кем…сейчас только один взгляд на собеседника заставляет мыслями вернуться в то укромное местечко, в которое Блайт привык приходить один, но в этот раз решил привести Тео. Почему? Вопрос, на который, наверное, он никогда не найдёт ответа, который бы его удовлетворил. Потому что всё нутро кричит о том, что было весело, было не одиноко, было…свободно. Да, он, наконец, за долгие годы смог почувствовать себя свободным хотя бы на те минуты, что они провели с Моретти. С абсолютно чужим человеком, который таким уже не казался. Может, поэтому Томас всё ещё не стреляет? Поэтому даёт Тео больше, чем несколько секунд, чтобы осознать произошедшее? Поэтому его голос чуть дрожит, а рука навязчиво требует опуститься? Он должен убить свою цель, потому что так будет правильно. Потому что так делают наёмники. Потому что иначе его самого убьют. Но пугает ли наёмника последнее? Наверное, Блайт давно смирился с тем, что это когда-нибудь произойдёт.
[indent]Когда Маттео делает шаг вперёд, Томасу нужно отступить, чтобы оставить между ними безопасное расстояние, но он этого не делает, словно позволяет тому подойти. Зачем? Вопрос повисает в воздухе даже тогда, когда наследник поднимает руку. В полумраке наёмник видит, как пальцы Тео дрожат. Несложно представить, что тот чувствует, когда на него направлено дуло пистолета, по стволу которого он скользит пальцами абсолютно беспрепятственно. Когда Моретти так близко, самое время стрелять, но палец на спусковом крючке не сгибается, даже когда чужие холодные пальцы касаются запястья. Томас неотрывно смотрит на наследника, не понимая, что тот хочет сделать. Даже при таком раскладе отобрать оружие у него не получится, но он, кажется, и не пытается? Блайт позволяет отвести свою руку в сторону, позволяет подойти ближе – настолько, что снова чувствует на своих губах чужое дыхание, снова возвращается к их небольшой истории на пляже и снова позволяет то, чего не должен был позволять. Их поцелуй выходит не таким, к каким привык Томас, всего лишь удовлетворяя собственные желания. Но в поцелуе, с которым Тео прижимается к его губам, есть что-то другое, что заставляет поддаться ему, нарушив все возможные правила. Блайт опускает руку с всё ещё зажатым в ней пистолетом и делает несколько шагов вперёд, заставляя Моретти отступить достаточно, чтобы тот почувствовал, как прижимается спиной к двери, грубо к ней прижимая. Только теперь Томас прекращает их поцелуй, но не отстраняется – он хочет уловить во взгляде каждую эмоцию, когда оружие забирается под мокрую рубашку наследника, очерчивает живот и поднимается ваше – туда, где под рёбрами бьётся чужое сердце.
[indent]- Я могу застрелить тебя прямо сейчас, - чуть давит на оружие, чтобы то стало более ощутимым, - потому что это должно случиться.
[indent]Но вместо того, чтобы нажать на спусковой крючок, Томас ставит пистолет на предохранитель и откладывает тот на тумбочку, до которой всего лишь нужно протянуть руку. Только после этого пальцы сжимаются на чужой рубашке, чтобы притянуть Тео ближе и прижаться к его губам в требовательном, настойчивом поцелуе, раздвигая губы кончиком языка и не позволяя сделать полноценный вдох. Желание, охватившее Блайта ещё на пляже, вперемешку с чувствами, которых он не должен был допускать, опьяняет сильнее, чем всё ещё не выветрившийся из организма алкоголь. Вся эта бурная смесь заставляет наёмника прижаться своими бёдрами к чужим, ничуть не стесняясь ощутимого возбуждения, скользнуть уверенными пальцами свободной руки под рубашку, чтобы почувствовать под подушечками тепло всё ещё слегка подрагивающего тела.
[indent]- Но я сделаю это позже, - бросает в его губы фразу, чтобы сделать небольшую паузу, в которую пальцы обеих рук уже хватаются за пуговицы на рубашке и ловкими движениями расстёгивают все до единой. Блайт грубо и нетерпеливо стаскивает ту вниз, а затем сжимает волосы на затылке Тео, чуть оттягивая их, чтобы коснуться губами всё ещё влажной от дождя шеи. Свободная рука скользит от груди вниз на удивление мягко, задерживается внизу живота и проводит пальцами вдоль кромки штанов, едва касаясь ремня. Томас от шеи возвращается в губам, прикусывая нижнюю, и пристально всматривается в глаза напротив, ожидая увидеть там то же желание, которое обязательно погубит одного из них.