[indent] Что может быть страшнее предательства? Кажется, что даже лежать на больничной койке, когда ты жив только благодаря куче мониторов, окруживших тебя, словно страшные существа, из которых тянется множество щупалец, обвивающих всё твоё тело, не так страшно, как осознание того, что тебя предали.
[indent] Предательство. Именно так Кейн мог расценить поступок Сары, которая, несмотря на то, что Лонг сам её спровоцировал, всё-таки выстрелила в него, предпочтя свою фальшивую семью настоящей. Пусть Кейн и не был Бронте ни отцом, ни братом, он заботился о ней гораздо больше, чем все они вместе взятые, не говоря уже о том, что именно её семья выбросила Сару из дома, как ненужную шавку, которая оказалась не той породы, что они все. И всё равно, несмотря на это, несмотря на то, что её старший брат даже ни разу про неё не вспомнил за это время, она выбрала его и этого худощавого пацана. Но винить Сару было сложно, хотя и очень хотелось. Особенно сильно хотелось, когда тело никак не поддавалось сигналам мозга и не хотело оживать, хотя разум всё чувствовал и осознавал. Он чувствовал, как из раны вытекала кровь, чувствовал, как на него надевали кислородную маску и даже чувствовал, что иногда его тело совсем отключалось вместе с затухающими ударами сердца, жизнеспособность которого запускали лишь электрические объятия.
[indent] Едва приоткрывшиеся глаза, в которые тут же ударил свет уже не греющего солнца, снова закрылись. Тяжело, неприятно, больно. Новые ощущения, которых Лонг ещё никогда в жизни не испытывал, накатили на него, стоило прийти в сознание. Сквозь непонятный шум в голове, вызванный, очевидно, ещё сильной слабостью, Кейн слышит знакомый голос, словно какое-то наваждение или галлюцинацию. Впрочем, и то, и другое неудивительно после временного пребывания на том свете, с которого его насильно вернули. Грудь болит при каждом осторожном вдохе, но Лонг всё-таки делает над собой усилие, чтобы поднять руку и снять с себя надоедливую кислородную маску, которая только мешает втянуть побольше воздуха. Монитор пищит об учащённом пульсе. О приходящем в норме пульсе, по сравнению с тем, что был несколько минут назад, когда капельница отмеряла каждый стук сердца длиною в вечность.
[indent] - Сара…- не открывая глаза, он называет её имя, так уверенный в том, что ему не послышалось. Только когда медсестра подлетает к нему, чтобы проверить состояние, Лонг совершает ещё усилие и снова открывает глаза, отодвигая своей рукой руку персонала. На любые попытки убедить его в том, что в первую очередь нужно проверить его состояние, Кейн всё ещё отмахивается. – Дайте нам поговорить, - его голос, несмотря на общее бессилие, звучит жёстко и требует немедленного повиновения. Ему стоит многого держать маску сильного человека, которого не сломила даже пуля. Даже пуля, выпущенная из пистолета Сары.
[indent] Проворчав что-то на только понятном ей языке, медсестра, выключив один из мониторов, отодвигает тот подальше, чтобы не мешался, и, наконец, оставляет их одних в помещении.
[indent] - Зачем ты пришла? – теперь он видит, что это не плод его воображения, не галлюцинация, а самая настоящая реальность. Хочет ли Кейн видит Сару после того, что произошло? Очевидно, что да, иначе он бы уже просил её уйти. Но язык не поворачивается выгнать из палаты «умирающего» настолько близкого человека. – Я же говорил, что ты не убьёшь меня, - слабая улыбка скользит по лицу Лонга, будто он доволен собственными выводами. А он на самом деле доволен, ведь Сара не из тех, кто случайно промажет, а охотник не из тех, кому просто везёт. Они оба знают, что она могла убить его ещё там, не оставив ни единого шанса на спасение, но оставила, и его спасли. Надеялась ли Сара, что успеют, прежде чем Кейн умрёт?
[indent] Лонг смотрит на свою гостью через узкие щёлочки не полностью открытых глаз, ожидая ответа просто потому, что хочет услышать это от неё. Хочет услышать, что она и не собиралась его убивать, но всё-таки сделала выбор в пользу семьи. Он хочет услышать хоть что-нибудь, что докажет, что они всё ещё не чужие друг другу.